Бабушки, бездомные, полицейские, мамы, дети, церковные и далекие от Церкви. Что происходит в храме в этот праздник, можно легко себе представить. Люди, радостные и беспокойные, веселые и раздражительные, приходят за святой водой. Но если нет любви, можно выпить хоть тонну, а ближе к Богу не станешь…
Праздник Богоявления я очень люблю. Один из моих первых приходов в храм много лет назад случился именно в этот день. Правда, закончился он полным моим духовным и репутационным фиаско. Но все равно я бережно храню это в сердце и памяти.
Тогда я еще не знала ни про Крещение, ни про Богоявление, ни про святую воду (последнее странно — обычно нецерковные что-что, а Великую агиасму чтят), а пришла совершенно по другим делам. Удивилась всем этим странным людям с канистрами, даже немного испугалась, но это меня не остановило. Дела были очень важными.
Я тогда писала диплом, он был не простым, потом планировала поступать в аспирантуру и очень волновалась. Одна церковная знакомая рассказала мне, что есть такая икона «Прибавление ума».
— Купишь ее и сразу все будешь знать, — заверила она меня.
Вообще странно, что у меня была такая знакомая, а главное — что у нас с ней были весьма теплые отношения. Всех «этих церковников» я тогда считала чудаками, которым очень нужен хороший психиатр. Но на «Прибавление ума» повелась… За ним меня и угораздило прийти в храм, прихожанкой которого я позднее стану, в день Крещения Господня.
Решительным шагом человека, презирающего «все это мракобесие», направилась я к свечной лавке.
Там как раз был час пик. И клиенты попались с такими же особенностями церковного развития, как и я. Одна женщина требовала святого масла «от всех проблем», другая — «икону — покровительницу тельцов». Третья — крещенскую воду, но никак не богоявленскую. Четвертая спорила с третьей, что как раз богоявленская — святая, а крещенская — полная профанация.
— Где у вас иорданская вода? — кричала пятая. — Иорданская!
А какой-то дед ветхозаветных времен бубнил, что «по-нашему, истинно-православному это Великая агиасма и “днесь вод освящается естество”». И так далее. Очередь страждущих заявить о себе была велика.
За свечным ящиком сидела старушка в очках с огромными стеклами, и было видно, что она еле сдерживается. Позже я узнаю, что это легендарная Татьяна Сергеевна — гроза прихожан, захожан, сотрудников храма, всех других людей, приходских кошек, птиц, мышей, тараканов и даже батюшек. Да просто — ГРОЗА. Казалось, что при ее приближении даже свечи становятся ровнее.
— Бабуля, мне бы прибавления ума! — со знанием дела обратилась я к ней, отодвинув всех этих специалистов по водам.
Это, видимо, и стало для Татьяны Сергеевны последней каплей. В эту же секунду я узнала о себе все. И о моем уме, и о способах его прибавления, и о своей никчемной жизни. И о том, куда мне теперь идти со всеми этими бесценными знаниями. Слышала это не только я, но и все находящиеся в храме. Татьяна Сергеевна была не только грозной, но и громогласной.
Краснея, бледнея, задыхаясь от возмущения и обтекая святой водой, которую мне кто-то дал отхлебнуть для успокоения, я выскочила на улицу. И отныне и навеки зареклась посещать подобные «заведения».
Когда, по прошествии времени, я начала регулярно ходить в храм (о чудо!), мы с Татьяной Сергеевной сначала были врагами. Тот свой богоявленский позор я ей долго не могла простить. А она, видимо, не могла простить мне сам факт моего существования.
Потом мы подружились, но это отдельная история. И дружили до самой ее смерти. Прошли годы, а я все еще по ней тоскую. И тот день нашего странного знакомства на Крещение я буду помнить всегда.
За что я еще люблю этот день — за огромное количество совершенно разных людей, которые наводняют храмы. Церковные и нет, случайные и не очень, кто понимает значение этого праздника и кому вода нужна «чисто подлечиться». Но всех их привел сюда Христос, я уверена. Даже если сами они этого пока не осознают.
Люблю всю эту суету и сама часто становлюсь на разлив, чтобы поглазеть на тех, кто пришел, познакомиться, пообщаться с народом, послушать истории.
А люди приходят очень разные. Однажды пришел Страшный Ромка, как его называли — бездомный. Он уже умер. Рассказывали, что заснул на улице пьяный и не проснулся.
Ромка побирался у одного из местных магазинов. Лицо обожженное, все в шрамах. Часть губы оторвана. Одного глаза нет. Была у него собака, которая согревала его своим облезлым боком, когда Ромка валялся пьяный где-нибудь.
Но Ромка был человеком интересным, неординарным и каким-то очень порядочным и даже трепетным. Мне всегда хотелось спросить, кем он был в «прошлой» жизни, но я не решилась.
Помню, пару раз я видела его в магазине, когда он покупал на собранные деньги не водку, не пиво, а какие-то дешевые сосиски для своей облезлой собаки. Потом кормил ее, а она лизала ему руки. Они очень любили друг друга, да. Наверное, эта собака была единственным Ромкиным настоящим другом…
Видела я, как пытался он усмирить в этом же магазине какого-то пьяного дядьку, который устроил дебош, цеплялся к людям, оскорблял. Был он высоким, крепким, очень агрессивным. И никто не хотел с ним связываться, даже охрана.
— Я русский солдат! — орал этот мужик и бил себя в грудь.
И рассказывал кассиру с восточной внешностью, как «резал таких в окопах».
Тогда к нему подошел Страшный Ромка.
— Не позорь русского солдата, — сказал он.
Он помогал людям — открывал дверь в магазин. Как-то собрал мою рассыпавшуюся картошку — единственный из всех, кто это видел…
…Однажды он вернул кошелек, который обронила моя соседка по дому, Евгения Ивановна.
Была она вредной, занудной и всегда знала, что другие делают не так и как им нужно жить. И не только знала, но и лезла ко всем со своими бесценными указаниями. Все делала правильно только она одна. Ромку она, естественно, ненавидела. В ее картину мира он никак не вписывался.
Но именно она рассказала мне о Ромкиной смерти. И о том, как однажды сняла в том магазине в банкомате всю пенсию и положила в кошелек. А потом услышала за спиной:
— Вот возьмите, вы уронили.
Это был Ромка. Пьяный, как всегда. И он не взял себе ни копейки. И что-то изменил в этой странной женщине.
— Страшный Ромка умер, — говорила мне со слезами на глазах Евгения Ивановна. — А я ему вот… Блинчиков напекла…
В тот день на Крещение Ромка заявился у нас на подворье. От него, как всегда, пахло застарелым перегаром, грязным телом и чем-то еще.
Вел себя смирно, не попрошайничал. Тихонько подошел к очереди за святой водой и пристроился со своей маленькой бутылочкой.
— Фу… Какая вонь! — отвернулась от него какая-то женщина.
— Куда смотрит охрана! Он же нас всех сейчас заразит! Или обворует! — отодвинулась от Ромки другая.
Какой-то грозный мужчина начал угрожать полицией и погнал Ромку с подворья. Под одобрительные реплики благочестивого православного народа.
И я ничего не сделала… Я стояла и смотрела. Смотрела, как уходил он, пошатываясь и опустив голову. О чем он думал? Не знаю…
Сделала баба Вера. Наша покойная уже прихожанка.
— Постой! — крикнула она. — Да-да, ты…
И посеменила к Ромке со своей палочкой.
— Ты же воды хотел? На, бери, — протянула она ему баночку.
И еще что-то сунула ему в руку. Наверное, деньги.
Он стоял, смотрел то на баночку, то на бабу Веру.
Так они и стояли друг напротив друга — баба Вера, удивительная, святая женщина, и этот Ромка. И мне тогда казалось, что третьим рядом с ними был Христос.
Еще я думала, что баба Вера, наверное, знает больше, чем мы. Что не во всей этой воде смысл этого праздника. Не в окунании, обливании или пятилитровых канистрах. Хотя все это — прекрасная традиция.
А в том, что безгрешный Христос крестился, освятил Собою воды и прошел путь Человека со всеми его радостями и страданиями, чтобы мы могли начать свой путь к Богу.
Крещение дает нам залог жизни вечной. Но это лишь залог. Это начало. На этом долгом и трудном пути, омывшись от греха и родившись как новые люди, мы должны сделать то главное, что сделал для нас Господь — полюбить. Сделать так, чтобы тем, кто рядом с нами, стало чуть теплее. Например, Ромке. Баба Вера согрела его.
Больше я Страшного Ромку в храме не видела. А вскоре он умер.
А еще помню молодого полицейского, который как-то помогал с порядком у нас на подворье в одно из Крещений.
Кто-то, наверное, удивится — зачем в храме в праздник полицейский. Но подворье у нас большое, а в такие дни народу за водой приходит столько, что очередь выстраивается на несколько сотен метров за ворота. Стоять нужно несколько часов. Народ разный, нужно поддерживать порядок.
И пришла тогда какая-то женщина. Видно, что не церковная. Она ругалась на людей, которые ее не пропускали без очереди:
— Очередь, очередь… Это вам что, магазин? Устроили тут. А у меня душа святой воды просит.
Ругалась на батюшек, которые ушли на трапезу, а у нее духовный вопрос. На этого милиционера, который вдруг оказался во всем виноват и вообще — опричник. На Церковь, которая — «лицемерие, Бог в душе, но воды я наберу и буду жаловаться в Патриархию».
Ее пытались усмирить наши церковные бабушки:
— Как вы себя ведете! Это же храм! Как вам не стыдно! Такой праздник! Богоявление! Вы хоть знаете, что это такое? Приходят тут два раза в год — на Пасху и за водой — и скандалы устраивают!
Подошел охранник и пригрозил вывести.
Женщина распалялась еще больше. И тут вмешался этот молодой полицейский, обруганный ею:
— А давайте я вам помогу. Сам сейчас воды наберу, без очереди.
И она как-то сразу обмякла, притихла и даже смутилась.
Парень наполнил ее бутылку, отдал и улыбнулся:
— С праздником!
Она робко улыбнулась в ответ, пробормотала: «Простите», — и тихо пошла с подворья.
Скажу глупость, но в тот момент мне казалось, что для этой скандальной женщины случилось ее личное «Богоявление». Человек увидел Бога, Который есть Любовь.
Увидел Христа. Не в обличениях, нравоучениях и рассказах, что такое праздник. И даже не в святой воде. А в улыбке молодого полицейского и в таких обычных словах:
— А давайте я вам помогу…
Ведь можно хоть тонну святой воды выпить и во все проруби мира в этот день окунуться, но ближе к Богу не станешь, если нет любви. «Дух дышит, где хочет…» Он дышал в сердце того полицейского.
Елена Кучеренко
By accepting you will be accessing a service provided by a third-party external to https://www.pravoslavnaya-biblioteka.ru/