18 января в Печорах состоялось отпевание старейшего священника Псковской митрополии, отметившего недавно свое 90-летие и 65 лет служения у престола, – протоиерея Евгения Пелешева. Этот носитель традиции, заставший четырех Патриархов, ревностно отдавший всего себя на служение Богу, был внимателен к любому и каждому человеку, – верующий тот был, неверующий пока…
Новопреставленного вспоминает унаследовавший его служение нынешний настоятель храма Святой великомученицы Варвары в Печорах, в котором с 1975 года настоятельствовал отец Евгений, – иерей Димитрий Головнёв.
С отцом Евгением мы служили последние 12 с половиной лет. Помню, указ о моем назначении в Варваринскую церковь, что в Печорах, мне выдали под Успение, и я сразу же поехал к месту служения, попал на праздничное всенощное бдение. Отец Евгений даже несколько удивился: «О! А это кто?» – завидев, как в храме появился вдруг молодой священник. Я показал батюшке указ о моем назначении, и так мы вместе стали служить.
Родом я из Белоруссии, хотя до того, как попасть в Варваринский храм, я уже и на Псковщине многих видел, кто как служит, – но так, как служил батюшка, мне еще к тому моменту видеть не доводилось…
Особенно меня впечатлили его Исповеди: всё было открыто, – народу уйма, но все стояли впритык к аналою, так что исповедующийся исповедовался словно по древнему чину: перед всеми. Потихоньку эту практику мы стали приводить к более привычной для современных реалий. Батюшка вовсе не возражал, он просто весь настолько был погружен в служение, – в нем и в те его 80 энергия кипела так, что люди приходили черпать ее у него! – и ему, в общем-то, было не до мелочей, как отслеживание каких-то там дистанций и прочего.
Еще меня поразили – молебны. Я встал прямо рядом с батюшкой справа от него и… к концу первого молебна левое ухо у меня, я думал уже, оглохло. Батюшка настолько громко-долго-четко читал имена, что с непривычки всё это долго еще потом звучало у меня в голове, и я как будто ничего больше не слышал…
К отцу Евгению стекалось невероятное количество народа, он был своеобразным магнитом, – и не только на службы и молебны собирались люди, но и на требы, казалось, весь город идет к нему: если покрестить кого надо, повенчать, отпеть… За десятилетия его служения – это тысячи и тысячи людей. Он за день мог шесть пар брачующихся повенчать, – это же столько сил надо, когда к тебе пара за парой идет. И покойников, бывало, каждый день отпевал.
Практически все 65 лет своего служения он, как в Залесском храме, так и здесь, в Печорах, в Варваринском, служил постоянно один. Потом уже, когда болезни стали батюшку одолевать, присылали ему кого-нибудь в подмогу, да надолго при здешнем напряжении тут никто из священников не задерживался.
Меня батюшка принял как внука, – он по годам раза в три старше, – многому учил меня, часто неотступно со мной так и совершая не то что службы, но и требы, – мы даже отпевали долгое время вдвоем. Другой бы отдал требы молодому, а сам бы уже отдыхал. Но отец Евгений до последнего был в строю.
В 2016-м году ему уже дали титул почетного настоятеля, а вся административная нагрузка настоятельской должности была передана мне. Но если мне только надо было куда-то уехать, батюшка всегда мог подменить. Даже на это Рождество с отцом Евгением мы еще вместе служили. Сам он литургию один уже не решался служить, впрочем, за требы и в свои 90 всё так же с удовольствием брался.
А еще он даже бутылки от кагора ездил сам во Псков сдавать!
– Батюшка! – преграждаешь путь ему. – Да вы что?! Давайте я их отвезу…
– Нет, – упрется, видя, наверно, по моим глазам, что я-то бы их просто выкинул… – Я знаю, где принимают!!
Жил по-евангельски. Бессребреник. «Священнику деньги не нужны!» – вот так заявил чуть ли не при первой нашей встрече. Ты-то молодой… У тебя семья, дом обустраивать надо, быт налаживать… Ну, сказано, так сказано. Впрочем, утешал, что голодным священник всё равно не останется.
Сами они всегда семьей очень много физически трудились, у его тестя, известного садовода, был какой-то выдающийся яблоневый сад, – огромный, в 300 деревьев. Всё это надо было обрабатывать, потом урожай собирать, сдавать или продавать где-то на рынках в Эстонии, – вот с этого и жили: своим семейством, да еще и приход содержали.
Еще батюшка много жертвовал на возрождение храмов да монастырей в округе: Крыпецкий монастырь, Никандрову пустынь и многие др., но и далеко, где-то в Белоруссии, например, знаю, помог в одном храме систему отопления устроить, – а сколького мы еще и не знаем, – Бог весть!
Но при этом в отношении себя отец Евгений вовсе не был расточителен: копеечка к копеечке, – вот так, именно аскетично, жил.
Батюшка с детства вырос при монастыре, когда мать давала деньги на кино, он бежал в храм Пюхтицкой Успенской обители и на эти монетки свечки покупал да ставил. Потом подростком из Пюхтицы 250 км пешком прошагал сквозь метели до Псково-Печерского монастыря! Так здесь, уже в единственном на тот момент открытом мужском монастыре России, и подвизался с 15 лет. Замечательно знал Устав, – читал здесь за богослужением, звонил. Потом, когда его благословили в семинарии (питерской) учиться, он там многих преподавателей по части литургики мог за пояс заткнуть.
Но потом он уже всю жизнь по приходам служил – сначала 20 лет в Залесье, потом 45 лет в Варваринском храме тут, в Печорах. Здесь, на приходах, он все-таки более не на монастырские порядки, а на людей ориентировался: к чему у них сердца лежат, каких святых они особо почитают, – как-то жить старался душа в душу с народом.
Перед Рождеством, Пасхой был в неописуемом трепете всегда, – причем до последнего, даже прослужив уже много десятилетий у престола, перед этими величайшими праздниками был просто весь точно наэлектризован.
Очень долго всегда, за любой службой, на проскомидии вычитывал множество записок о здравии, о упокоении. Всех своих прихожан и по почерку знал. Вот у него такое личное было отношение к каждому, – и кто записочку подал, и кто в этих записках упомянут. Я всё поначалу думал: «Как же можно столько записок читать?!» А потом понял, что это именно сила любви: он боялся этих людей обидеть, – как же он чью-то записочку на проскомидии да не прочтет?!! Ему было стыдно перед людьми: – это что-то близкое к тому, что называют страхом Божиим, – а у него такой страх был не только перед Богом, но и перед каждым человеком как образом Божиим: и перед живыми, и перед теми, кто уже отошел в мир иной.
Он поминал и тех, за кого на земле уже, может быть, только он и молился. «Вот этого, – иногда прокомментирует, – я в Залесье отпевал…» – а это же было уже несколько десятилетий назад!! А он всех помнил, молился.
А что у нас происходило в храме на Родительские субботы! Набирался ни один ящик с записками, – и мы их читали-читали-читали, – причем для батюшки всё это было привычно. А человек без подготовки мог бы спасовать… Это была настоящая борьба за память вечную этих имен, – за эти души.
Когда я приходил к своему духовнику архимандриту Гермогену (Муртазову) и рассказывал о том, как поставлен помин усопших в Варваринском храме, отец Гермоген отвечал: «Его покойники держат», – то есть он молится за них, а они его здесь держат, чтобы он только продолжал это молитвенное служение! Так оно много значит и высоко в очах Божиих, раз Господь промышлял о продлении его дней.
Батюшка очень многих на своем веку проводил на тот свет. Придет перед отпеванием, сам так участливо цветочки поправит, веночки расставит, – очень трогательно так об усопших пекся. Когда прочтет разрешительную молитву, как-то так ласково обратится еще к покойнику:
– Молись там о нас, Иванушка! – он не говорил: Иван, а Иванушка; не Василий, а Васильюшка. Всегда так по-теплому попрощается.
Родственников всегда у изголовья ставил: пока, мол, все еще пройдут, простятся, а вы тут пока помолитесь. У него в конце уже родственники прощались.
Ничего в чине отпевания батюшка не сокращал, всегда 17 кафизма читалась – отпевание минут 50, а то и более часа шло.
Сколько его помню, отец Евгений сам всегда очень основательно собирался на тот свет. Он и нам всем от души: «Желаю вам Царствия Небесного!» – провозглашал, это было его главное пожелание! Иные в ступор впадали, а для него это было: в самую точку. Это же цель нашей жизни! Чего же еще желать?!
От него самого то и дело слышали: «Вот, меня хоронить будете…». Гроб на отпевание в храм принесут, тут же сострит: «И меня тут рядом положите…». Он никогда не боялся смерти. Всё у него было наготове, да и сам он жил так, что ждал даже этого торжественного в его восприятии момента. Наверно, как-то предчувствовал время своего ухода. Удивительно, что в эти же дни, 30 лет назад, как раз, как и теперь самого отца Евгения, на Крещенский Сочельник, отпевали его еще совсем молодого сына – иерея Алексия…
В этом году батюшка перенес коронавирус, был, конечно, обессилен, но приближался праздник Покрова Пресвятой Богородицы, и это его как-то сразу мобилизовало, – он встрепенулся как-то, поднялся тут же. И так всегда – грядущий, тем более великий церковный праздник ставил его на ноги, как бы и чем бы он до этого ни хворал. Очень сокрушался, что в этом году, как раз из-за коронавируса, впервые пропустил праздник Успения Божией Матери, который вот уже более чем 70 лет в этот день обязательно праздновал в Псково-Печерском монастыре!
За трапезами, сколь бы представительский состав на празднества ни собирался, отец Евгений всегда мог разрядить официальную обстановку какой-нибудь шуткой-прибауткой. Он ни перед кем ни пасовал. Служил при четырех Патриархах, дружил с ними, как и со многими архиереями.
Он в свое время лет 10 был бессменным в Псковской епархии иподиаконом, и так всю жизнь это свое иподиаконское служение и помнил: иподиаконы устанут, задремлют после службы, так он, такой старчик уже, мог подскочить, подать посох архиерею после трапезы. Так мы в Полоцке были, в Белоруссии, там владыка Феодосий (Бильченко), ныне он уже на покое, просто изумлен был, когда ему уже седовласый отец Евгений так услужил.
А в батюшке всегда была в таком хорошем смысле услужливость – причем по отношению ко всем: он так и любого человека, может быть, даже впервые зашедшего в храм, встречал, точно с мыслью: чем вам помочь? Всегда всем какие-то подарочки старался подготовить, особенно к памятным датам, пусть и что-то скромненькое, но никогда не забывал.
Вообще, у него была хорошая память на людей, на даты, на места. Всё уговаривал меня в Пюхтицу съездить с ним, – он там вырос. Прошлой зимой мы наконец поехали. В дороге батюшка не умолкал (и тут у меня уже был риск оглохнуть на правое ухо…), – он всё досконально помнил, будто этих 90 лет и не прошло! Свою родную деревню мне показал. А уж в самом Пюхтицком монастыре, как он всё в лицах рассказывал: вот здесь тот-то и так-то служил, вот здесь архимандрит Гермоген (Муртазов) принимал на откровение помыслов, в схиме Тихон, – батюшку было слушать не переслушать.
Любимые слова отца Евгения были: «Не судите да не судимы будете, прощайте и прощены будете» (Мф. 7, 2). Никогда никого не осуждал. «Ну да, куролесит…», – пожмет разве что плечами. А так – не принимал никаких наветований, когда кто властями особенно был недоволен: что это, мол, паспорта, ИНН принимают, как это священноначалие благословляет на такое… Батюшка держался всегда прямой линии, без каких-либо отклонений, отсебятины не допускал.
Не высокоумствовал, а был такой батюшка-трудяга. Народ очень нуждается в таких. К иным «богословам» люди и подойти боятся. А отец Евгений был прост, доступен в общении – и поплачет, и посмеется с приходящими к нему. Сочувствовал всем. Никого не отталкивал.
Помню, когда мы ремонтировали храм, он всем, кто трудился, сам же чистил картошку, варил ее, салаты строгал, – такая у него забота обо всех была. Он и на склад – за свечками, допустим – сам всегда бегал, а не отправлял кого-то из алтарников-пономарей. А на престольный праздник сделает сам запивку для хора, расставит всё так аккуратненько и понесет ее им: вот, мол, потрудились, отдохните теперь. Это даже архиерея умиляло, как уже старенький отец Евгений бежит через весь храм с этим подносиком на клирос. Почтить тех, кто пел, не изнемогая.
Отцу Евгению, подвизавшемуся с 15 лет в Псково-Печерском монастыре, священническое служение, кстати, еще преподобный Симеон (Желнин) предрек:
– Вон, – говорит, – попик бежит, – сказал одной из сотрудниц обители.
Та всмотрелась:
– Батюшка, какой попик, это Женя пошел.
– Пройдет время, и он станет батюшкой…
И всё также бегал – весь в служении.
Потом уже отцу Евгению, настоятелю Варваринского храма рядом с Псково-Печерским монастырем, как-то передали, что отец Николай Гурьянов «отчитал» кого-то приплывших на остров:
– Что вы ко мне едете, у вас же там отец Евгений служит!!
Воспоминания иерея Димитрия Головнёва
записала Ольга Орлова
By accepting you will be accessing a service provided by a third-party external to https://www.pravoslavnaya-biblioteka.ru/